Наполненный кубок. То, что «веселие Руси есть пити», известно не одно тысячелетие. Алкоголь в древности играл важную роль в жизни человечества вообще и славянских княжеств в частности, служа и напитком, и антидепрессантом, и антисептиком, и консервантом. Главным образом потому, что речная вода, которую, естественно, за отсутствием элементарных знаний о гигиене никто не кипятил, зачастую несла в себе заразу из-за множества содержащихся в ней болезнетворных бактерий.
При этом невозможно себе представить широкое увлечение русичей зеленым змием. Скудные урожаи на полях при тогдашних агротехнологиях не давали нужных излишков для производства «хлебного вина» и пива (вина до XVIII века в России не производили). Тяжелый земледельческий труд свободных крестьян и тем более крепостных вовсе лишал их соблазнов уходить в гульбу вместо того, чтобы просто накормить свои семьи. Даже когда урожаи баловали хлеборобов, в крестьянской общине зорко следили за тем, чтобы исключительно по праздникам селяне могли варить пиво-мед, но употреблять только в умеренном количестве. Ибо срыв податей одного гуляки ставил на правеж всю деревню. А там уже батоги не разбирали, кто работник, а кто лентяй, — лупцевали всех, пока не взыщут долги. Так что в русском селе о распространении пьянства речи вообще не шло.
Иное дело — в городах, где заработки были выше и мастеровщина вполне могла прогуливать излишки в организованных еще при Иване Грозном «царевых кабаках». Специальные чиновники-целовальники следили за строгим поступлением «винной деньги» в казну. Для экономии государевых средств на содержание даже этих чиновников были организованы винные откупы. Купцы-откупщики собирали «питейный налог», оставляя себе определенный процент прибыли. Действовали при этом полубандитскими методами, от чего налог взыскивался жестко, но четко. На методы власти закрывали глаза, ибо чего там в эдаком прибыльном деле слюнтяйство разводить.
По данным исследователя Ильи Полонского, «в 1819 году государство получало доход от питейных сборов в размере 22,3 млн рублей, или 16% государственного налога, а в 1859 году, через 40 лет, доходы возросли до 106,1 млн рублей и составляли уже 38% государственного налога. Было решено увеличить откупную сумму, что привело к росту цен на водку для населения в два-три раза. Одновременно очень сильно ухудшилось и качество продаваемой водки, что также не могло не вызвать народного недовольства. Откупщики имели колоссальную по меркам других торговцев прибыль — 110%, что в два-три раза превышало размеры прибыли в других отраслях торговли».
Бульканье народного гнева. Наглое поведение откупщиков «питейного налога» и их произвольное установление косвенных податей на водку в середине XIX века вызвали рост недовольства в первую очередь среди государственных крестьян, не связанных крепостными узами. В ряде центральных губерний они начали бойкотировать винные лавки и отказывались покупать алкоголь по установленным ценам. Причем это решение было вынесено на сельские сходы, которые соборно решали: «В нашем селе не пьют». А поскольку народ суровый, меры бойкота принимались радикальные: у лавок выставлялись караулы, самим «виночерпиям» порой давали по шеям, несдержавшихся гуляк прилюдно пороли.
К лету 1859 года к стихийно возникшему движению подключились 32 губернии, где были образованы первые в России кружки трезвенников. В Пензенской губернии в ходе беспорядков были разгромлены свыше полусотни питейных домов. Охранявших их военных избивали, забрасывали камнями. В Самарской, Оренбургской, Симбирской губерниях погромам подверглись почти все кабаки и винные лавки. Военные уже не справлялись с волнениями, перекидывавшимися в города. В Вольском уезде за два дня были разгромлены 37 кабаков. В самом Вольске протестующая толпа разоружила полицию и солдат, разгромила не только кабаки, но и окружную тюрьму. А это уже государственное преступление.
Генерал от кавалерии, начальник III Отделения ЕИВ канцелярии князь Василий Долгоруков докладывал императору Александру Второму: «В течение 1859 года случилось у нас событие, совершенно неожиданное. Жители низших сословий, которые, как прежде казалось, не могут существовать без вина, начали добровольно воздерживаться от употребления крепких напитков».
В губерниях Царства Польского братства трезвости появлялись под патронажем римско-католической церкви, что шефу жандармов и вовсе не нравилось. По его данным, антиалкогольные беспорядки зародились в Саратовской губернии, а затем распространились на Рязанскую, Тульскую и Калужскую губернии, ряд уездов Самарской, Орловской, Владимирской, Московской, Костромской, Ярославской, Тверской, Новгородской, Воронежской, Курской, Харьковской губерний. Было разгромлено 260 питейных заведений, причем 219 из них находились в губерниях Поволжья, ставших эпицентром волнений. В бунтах участвовали десятки тысяч крестьян.
Были арестованы и осуждены тысячи участников беспорядков. В то же время столь массовые протесты не остались без реакции властей. В 1860 году император принял решение о замене откупов подконтрольной казне акцизной системой. Наведение порядка в алкогольной сфере и установление контроля над ними подхлестнуло открытие новых кабаков, количество которых за короткое время достигло в России 500 тысяч.
К примеру, в Ростове-на-Дону в конце XIX века работали несколько спиртоочистительных заводов и казенные винные склады, масса частных ренсковых погребов и виноторговен, 236 трактиров и множество более приличных кафе и рестораций (всего около 400 питейных заведений), которые в 1890 году принесли 70,8 тыс. рублей прибыли. Тогда четверть ведра вина местного завода Ивана Трифонова стоила 1 рубль 25 копеек, бутылка — 30 копеек, полбутылки — 15 копеек.
Особенно густо кабацкая сеть опоясывала пролетарское Затемерницкое поселение, откуда не без поддержки зеленого змия частенько исходили бунты, смуты, стачки и баррикады. Не случайно путешествовавших по югу России столичный писатель-путешественник и этнограф Евгений Марков, побывавший в Ростове в середине 80-х годов XIX века (отец будущего известного думца-черносотенца Николая Маркова-второго, также часто бывавшего в Городе-на-Дону), в своих «Очерках Кавказа», опубликованных в 1887 году, главу, посвященную Ростову-на-Дону, назвал «Кабак-город».
В 1904 году на страницах газеты «Донская речь» читали: «Ростов пьет сногсшибательно и, главным образом, казенное столовое вино. В месяц мы выпиваем до 12 тысяч ведер вина… На сие дело мы тратили 8 тысяч рублей в день, 240 тысяч рублей в месяц и 3 млн рублей в год». В 1913 году уже газета «Приазовский край» ужасалась: «Мы выпиваем в день до тысячи (тысячи!) ведер «монополии»… В октябре 1913 года жителями Ростова выпито 31 983 ведра водки...» (по сути, 8 литров чистого алкоголя на человека, включая грудных и немощных).
«На словах ты — Лев Толстой, а на деле…» При этом проблема пьянства в России никуда не делась. В прессе постоянно обсуждались леденящие душу истории морального падения простых людей, описывались ужасы притонов и ночлежек для алкозависимых. Совесть нации Лев Толстой в феврале 1888 года в своей статье «Пора опомниться» писал: «Вино губит телесное здоровье людей, губит умственные способности, губит благосостояние семей и, что всего ужаснее, губит душу людей и их потомство, и, несмотря на это, с каждым годом все больше и больше распространяется употребление спиртных напитков и происходящее от него пьянство. Заразная болезнь захватывает все больше и больше людей: пьют уже женщины, девушки, дети. И взрослые не только не мешают этому отравлению, но, сами пьяные, поощряют их. И богатым, и бедным представляется, что веселым нельзя иначе быть, как пьяным или полупьяным, представляется, что при всяком важном случае жизни: похоронах, свадьбе, крестинах, разлуке, свидании — самое лучшее средство показать свое горе или радость состоит в том, чтобы одурманиться и, лишившись человеческого образа, уподобиться животному».
По инициативе писателя в декабре 1887 года создали первое в России официально признанное Общество трезвости. Для него был выпущен своеобразный манифест, названный «Согласие против пьянства»: «Ужасаясь перед тем страшным злом и грехом, которое происходит от пьянства, мы, нижеподписавшиеся, порешили: во-первых, [сами] для себя никогда ничего самим не пить пьяного — ни водки, ни вина, ни пива, ни меда, — и не покупать [и не делать и не держать у себя ничего пьяного] и не угащивать ничем пьяным других людей; во-вторых, по мере сил внушать другим людям, и особенно детям, о вреде пьянства и о преимуществах трезвой жизни и привлекать людей в наше согласие.
Просим всех согласных с нами заводить себе такой же лист и вписывать в него новых братьев и сестер и сообщать нам. Братьев и сестер, изменивших своему согласию и начавших опять пить, просим сообщать нам».
Первыми подписантами манифеста стали братья Лев Толстой и Михаил Крюков, Мария, Вера и Михаил Толстые.
В начале ХХ века движение за трезвость вышло на новый уровень. Произведения классиков русской литературы, писавших о проблемах пьянства (Лев Толстой, Максим Горький, Владимир Короленко, Владимир Гиляровский, Леонид Андреев), выходили массовыми тиражами. В городах начали массово возникать кружки и общества трезвенников, занимавшихся организацией совместных чаепитий, лекций, просветительской и благотворительной деятельностью. К движению подключились религиозные и политические организации, такие как чуриковцы, названные по имени их лидера и вдохновителя Ивана Чурикова, учредившего Союз христиан-трезвенников и организовавшего земледельческие колонии для своих последователей.
В русле пропаганды трезвости держались даже черносотенцы, организовавшие множество чайных и изб-читален и выдвинувших лозунг, что якобы русский народ спаивают инородцы. По данным доцента кафедры истории культуры, государства и права ЛЭТИ Дмитрия Стогова, «многие черносотенцы возглавили православное трезвенническое движение. Назовем здесь хотя бы основателя Казанского общества трезвости А. Т. Соловьева. Огромное значение для отечественной науки и культуры имели историки-черносотенцы Н. П. Лихачев (собравший великолепную коллекцию древнерусских икон, которая ныне находится в фондах Государственного Русского музея) и А. И. Соболевский, правовед Б. В. Никольский (собиратель огромной библиотеки, книги которой до сих пор являются жемчужинами фондов Российской национальной библиотеки)».
Впрочем, активизация политических сил имеет и вполне земную версию. Ряд историков утверждают, что резкий всплеск антиалкогольной компании в 1913 году преследовал цель свалить популярного министра финансов еще «столыпинского призыва» Владимира Коковцова, последовательного отстаивавшего акцизную систему как действенный инструмент для наполнения казны. В январе 1914 года его заменил финансист, член правления Волжско-Камского банка Петр Барк, заявивший царю, что «нельзя строить благополучие казны на продаже водки. Необходимо ввести подоходный налог и принять все меры для сокращения потребления водки».
После годового потребления в России в 1913 году 7,3 литра алкоголя на душу населения (сегодня — 15,7 литра) страна вступала в Первую мировую войну с «сухим законом» и государственной «винной монополией».